Советский футбол: воспоминания первого капитана «Волгаря»
Дата: 10 сентября 2017 Место: Астрахань Автор: Людмила Кочина Опубликовано: еженедельник «Футбол»

Пётр Ферафонтов – тот, про кого можно сказать словами русского поэта Николая Тихонова: «Гвозди б делать из этих людей: крепче б не было в мире гвоздей». Летом 2017 года первому капитану главного футбольного клуба астраханского региона исполнилось 85 лет. Юбиляра поздравили перед матчем команды, за которую в 60-х годах он играл на позиции защитника, а потом предоставили ему право исполнить символический начальный удар по мячу. Как после этого он покидал поле! Зрители разразились аплодисментами. Совсем юные по сравнению с ним игроки нынешнего состава «Волгаря» собрались у кромки, чтобы пожать руку легенде. А сам он шёл медленной походкой, оглядывая трибуны, будто пытаясь воскресить прошлое. Аккурат в праздничный день мы встретились с Петром Павловичем. И он долго рассказывал истории о своей жизни, о пути в советский футбол, упоминая и грустные, и забавные случаи.

2017.09.11_the_first_capitan_main

Фото: volgar-fc.ru

«И тебя можем на фронт сплавить»

Я ветеран тыла Великой Отечественной войны. Прошли мы всё. Когда война началась, всех забрали, а мы, десятилетние, работали: я в селе Икряном Астраханской области вырос, так что и карьеру начал там. Работали день и ночь, ловили рыбу. Словами не передать, какой это был тяжкий труд. А ещё ведь и учиться надо было. Правда, в стаж мне вошли не все годы: тогда по сталинской конституции только с двенадцати лет работать разрешалось.

Лодка огромная, рыбацкая. Это сейчас техника, а тогда – плаваешь на вёслах и на парусе. Весной, когда вобла идёт, только и успеваешь её выпутывать. Нужно быстро всё делать. И вот мы, мальчишки, идём против течения, до бортов гружёные. На приёмку приезжаем, а приёмщик такой деловой, в халате, вышел.

- Не приму, хотите – по пять копеек только возьмём за килограмм.

Представляете, что такое пять копеек? Поехали в Бахтемир – и там такой же. Что делать? Протухнет же. А в Икряном был завод. Поехали напрямую туда. Я пошёл, мальчишка, к директору. А он белобилетчик, действительно: полный такой, с сердцем плохо. Всё ему рассказал.

- Не ездите на приёмки. Привозите всё сюда, на рыбозавод, – ответил он. – И фамилии мне скажите их.

Правда, до рыбозавода ехать далеко… Где-то через две недели опять поехали на приёмку – всё, обоих на фронт отправили. А новый приёмщик подивился.

- Ты понимаешь… Это вы что ли их сплавили на фронт?

- И тебя можем сплавить, если вот так же будешь выкобениваться.

«Сапоги мои того, пропускают аш-два-о»

Зимой мороз был минус пятьдесят. Снег заваливал дома. Это, между прочим, в войне помогло нам. Немцы не думали, что такая будет зима. А два года, 41-й и 42-й, Волга промерзала больше, чем на метр, её не пробьёшь, она лопалась, всё равно как снаряды рвались. Так вот ходили мы в школу (туда с девяти лет принимали). Писали на газетах. В классах было холодно: топить было нечем. И вот что решили: в колхозе быков дали, и все мальчишки поехали косить камыш. Им и немного прогрели. А ещё в школе давали 100 грамм хлеба: идёшь не сколько учиться, сколько из-за хлеба. Выживали, как хотели. Это нужно пережить, тогда поймёшь.

А учителя хорошие были. У нас преподавала натуральная немка, Адель Фрицевна, в учительском доме жила (неженатым-незамужним там предоставляли комнаты). По-настоящему учила. Я газеты немецкие с листа читал. Если что-то не так, дополнительно занимались.

- Ты, ты и ты – ко мне домой вечером после уроков.

Приходишь – самовар у неё, чай сделает, и начинает нас гонять. Когда фашисты подошли к Сталинграду, её, как и всех немцев Поволжья, отправили то ли в Казахстан, то ли ещё куда-то. А нам прислали молодую, с пединститута. Она меньше нас знала.

Учитель химии всё частушками рассказывал.

- Вы наверное не любите химию, но я вам скажу, что от химии очень многое зависит. Вот вы знаете, что такое аш-два-о? Вода. Сапоги мои того, пропускают аш-два-о. Если соли получают, то металл стоит в начале, в кислоте – наоборот: раньше ставим водород. Алюминий, висмут, хром в третьей группе мы найдём.

Так мы химию и выучили: в институт поступил – всё решал так, что удивлялись, где я занимался.

«Мама, я учиться буду!»

Ещё в детстве надорвал руки работой. И сейчас не разгибаются. Ближе к концу войны пришёл отец, раненый. Рука разбитая. Не может с сеткой управляться. Вот мы с братом всю ночь плаваем, утром сдаём рыбу, приезжаем, я беру тулуп и падаю не ледник. Падаю – и выключаюсь. Мать к обеду меня будит.

- Петя, Петь, вставай, в школу надо идти.

После школы – уроки туда-сюда, а отец уже набрал сетку – опять в ночь ехать.

Потом я заболел – двухстороннее воспаление лёгких. Много пропустил уроков. Учительница как-то пришла. Отец безграмотный был.

- На фиг вашу школу, работать он будет.

А я этот труд… Я бы умер в этой лодке. Я ненавидел всё это дело. Встал перед матерью на колени (мать командовала в семье).

- Мама, я учиться буду! Я не хочу этого! Я учиться буду!

Уже восьмой-девятый класс пошёл. Они с отцом поговорили. Не знаю, в каких тонах, но мне позволили ходить в школу. Меня бы уже давно не было в живых, если бы не родительское решение.

Я был ненасытный к учёбе, когда она мне досталось после войны. И потом, начав профессионально играть в футбол, знал, что футбол – это временной дело, это какой-то период. Так что не переставал учиться: окончил техникум, поступил в РыбВТУЗ на кораблестроительное отделение. Оттренируюсь, вечером иду на учёбу. Вечерние занятия были до одиннадцати ночи. Потом стою, жду трамвай: «тройка» плохо в такой поздний час ходила. Дома уже в двенадцать оказывался. А там сын – баламутный такой: час спит – два часа качают. Я прихожу – все в нокауте, и мне его – раз. Я начинаю качать, а сам засыпаю. Один раз даже чуть не уронил.

Потом был ещё Рижский институт патентоведения, Университет рабкоров при редакции «Волга».

«Это же «Ессентуки» – не водка!»

Спорт был в крови у нас. После войны вся страна болела футболом. У каждого завода, у каждой фабрики был стадион. И у нас в селе играли. В школе начали проводить первенство среди школ района. В Икряном мы первое место заняли. А в старших классах меня во взрослую команду взяли. Икряное, между прочим, гремело: на первенство СССР играли среди коллективов, выигрывали первенство области, кубок области. Я был очень развитый, в лёгкой атлетике хорошие результаты показывал. Но футбол был как икона, поэтому выбрал его. Тогда после войны все были заражены им.

Стадион, на котором играл «Волгарь», наглухо заполнялся. Абонементы только по знакомству можно было достать. В дни матчей по аллее Савушкиной, начиная от улицы Анри Барбюса, шла сплошная река народу. Билеты раскупались мигом. А когда играли, например, в Ростове здесь на телефоне все сидели и ждали, какой результат. Вот так народ болел.

Письма все нам писали. И вообще, настолько мы у всех на виду были… Помню случай. В аптеке около пушкинского садика, где школа олимпийского резерва, всё время продавалась минеральная вода. А у меня что-то с желудком было. А тогда же не было сумок, пакетов. Только авоськи, сетки. И я пошёл сразу бутылок десять «Ессентуков» взял. Сел на автобус, приехал домой. Прихожу на тренировку – звонок.

- Тренера и Ферафонтова – в горком партии!

Тренер смотрит на меня вопросительно. Пришли в горком.

- Это что такое? Вы пьянкой занимаетесь?!

- Какой пьянкой?

- Да нам позвонили, сказали, что ты целую сетку водки вёз…

- Какой водки?! Это «Ессентуки»!

Нередко футболисты спиваются. Я же всегда вёл здоровый образ жизни: себя на контроле держал, не позволял лишнего, не курил никогда.

«В армию не брать, пусть играет за Икряное»

В 1951 году началась война в Корее. Всех в армию поголовно призывали. Думали, что опять как в 40-е будет. К тому моменту я уже играл за взрослую команду. По поводу меня позвонили. Сказали, не брать.

- Пусть он оканчивает школу и играет за Икряное.

Я прихожу на комиссию, а меня в сторону. А тогда знаете, какая беда, если не берут тебя в армию? Значит, дефективный ты какой-то. Ни одна девчонка с тобой ходить не будет, встречаться не станет. Такое давление было. И я начал упираться.

- Как это так? Я что, больной что ли?

- Ладно, завтра приходи.

А сами позвонили секретарю райкома партии.

- Слушай, он на дыбы встаёт перед всем народом.

К счастью, наверное, судьба сложилась так, что с 10-го класса меня всё-таки призвали в армию. Я там пошёл в авиатехническое училище, попал в хорошие руки, стал играть за Черноморский флот. Потом, когда Крым отдали украинцам, началось первенство Украины. Я за «Металлург» из Керчи, а потом за «Металлург» из Запорожья уже играл. С Запорожья приехал сюда, в Астрахань, в 50-х.

«Это Сталин звонит. Как сыграли?»

Меня стали уговаривать остаться в Астрахани. Было открытие нынешнего Центрального стадиона. И на нём мы играли первую игру с «Соколом» Воронеж за «Пищевик», который считается предшественником «Волгаря». Стадион тоже был «Пищевик», от рыбокомбината.

А до этого играли на рыбокомбинате, где сейчас стадион «Газпрома». Поле – ужас: глина, песок, грязь там была. Хочу рассказать про одну игру – просто интересно. Тогда же было много команд военных: ВВС, ЦДКА, я сам играл за СКЧФ, за Черноморский флот. И вот летит команда ВВС в Индию играть. В Астрахани посадку делали. А шеф их был Василий Сталин. Он их курировал. Предложили: «Давайте игру сыграем с «Пищевиком». И вот мы играли с ними. Проиграли 1:3. Потом Василий Сталин звонит в обком партии. А там дежурный был.

- Дежурный слушает.

- Это Сталин звонит.

У того всё опустилось. Представляете, что такое Сталин тогда? Дежурный не знал, что и говорить.

- Сейчас, сейчас, сейчас.

Срочно вызвали первого секретаря.

- Слушаю, Иосиф Виссарионович, – отвечает он.

- Да это не Иосиф Виссарионович, это Василий Сталин звонит, – всё, отлегло. – Там наши играть должны были.

- Да-да, играли.

- Ну, как сыграли?

- 3:1.

- А, ну, ладно, всё. До свидания.

«Давайте Ферафонтова, начинаем «Волгарь» организовывать»

Сначала мы играли на Первенство РСФСР за «Пищевик», а потом, в 58-м году, нам дали класс «Б» Первенства СССР. Там соревновались «Спартак» Ереван, «Торпедо» Кутаиси, «Шахтер» Сталино, «Трактор» Сталинград. Такая балда собралась! Мы, конечно, заняли последнее место. Нас расформировали. В 59-м году мы поехали в Курск играть за «Урожай». Помню, мы заняли второе место, и нам всем подарили гармони! Тогда футбол был насыщен соревнованиями. Это сейчас приелось всё.

А я очно учился в техникуме ещё. Думал: «Футбол – это футбол, а специальность надо иметь обязательно». Рядом был лесокомбинат. Оттуда приехал инструктор.

- Петь, давай играй за нас. Тебя никто не сосватал?

- Я учусь очно.

- Мы тебе будем платить, зачислим на лесокомбинат.

И так я играл за них до 1959 года. И вдруг в ноябре, только сезон закончился, приезжают с облсовспорта.

- Всё, давайте Ферафонтова. Начинаем «Волгарь», класс «Б», организовывать.

Шёл 1960 год. Тогда Брагин был тренером. Собрали всех астраханцев. Денег не было. Сборы проводили в гостинице «Астраханская».

«Николай Прокопьевич, а это дело добровольное?»

Однажды меня вызвали в обком партии.

- Петь, что надо, – спрашивают, – чтобы команда заиграла?

А мы получали-то со стадиона, это сейчас в футболе большие деньги. А тогда что заработали, то и получили. То месяц не получали зарплату, то полтора. А она была 120-140 рублей (140 – это игрокам ведущим), и это очень дорогие деньги были.

- Простая истина. Надо какой-то стимул сделать, – предложил я.

- А какой, Петь, надо стимул сделать?

- Ну, хотя бы за выигрыш премию давать, да и потом ребятам надо с квартирами помочь.

- Ладно. Соберём сейчас всех директоров заводов. Я тебе позвоню, ты тогда подъезжай к нам.

Перезвонили через неделю. Собрали, как и обещали, всех директоров.

- Вы любите футбол или не любите?

- Да-да-да, – все, конечно, поддержали. Как же, секретарь обкома говорит!

- Ну, что, надо помочь команде нашей. Давайте поможем.

- Ну, что надо от нас?

- Зачислите их куда-нибудь уборщиками или охранниками.

- Да мы не возражаем, – согласились все, кроме директора «тридцатки» на Эллинге.

- Николай Прокопьевич, а это дело добровольное?

- Ну, конечно, добровольное. Как же. Естественно.

- Тогда я отказываюсь.

- Ну, хорошо, – но через несколько месяцев того директора убрали. Обком партии – разве можно спорить? А нам стали доплачивать: за выигрыш – 20 рублей, за ничью – 10. И всё, и пошло, и пошло. Тогда мы шестое место заняли.

Когда мы выиграли третье место в России, бронзовые медали получили, обком партии награждал. Всем игрокам дали золотые часы. А тренеру – магнитофон, они только начинались.

«Слушай, мы здесь жиреем»

У нас тренеры менялись часто. Первый был, когда я пришёл, Петров Александр Васильевич. А когда «Труд» незадолго до «Волгаря» создали в 1958 году, был Евсеев Николай Васильевич. А потом уже вот Брагин был в 1960 году. А после Брагина приехал Козырский. Затем пришёл Кузнецов. А Кузнецов этот был, оказывается, преферансист. Ночами пропадает, не тренирует – в преферансы играет. Я позвонил в облспортсоюз.

- Мы жиреем здесь, мы не тренируемся!

Тогда прислали нам Лапшина. А он в сборной Советского Союза играл. Заслуженный мастер спорта. Правда, храпел. Мы в вагончиках жили. А я в вагончике один был.

- А где ж, – задумался тренер, – мне поселиться?

- Ну, давай со мной, - говорю ему.

- Не-е-е-т, Петь, я храплю.

- Да у меня отец тоже храпит.

- Нет, я сильно храплю.

В итоге поселили его там, где шесть человек живут. Потом приходит ко мне Аракелян.

- Слушай, Петя, ты капитан команды или кто? Он храпит, а мы сидим все на него смотрим. Он спит – а мы нет.

Я пошёл, попросил, чтобы поселили его в вагончике одного. Так и сделали. И потом, когда ездили на выездные матчи, он всё время отдельно жил. Только в Каменск-Шахтинске места не нашлось. Так он на улице переночевал.

- Я буду спать, Петь, на трибунах.

«Он уже давно зачислен, пускай приезжает»

Мой стаж – больше шестидесяти лет. Когда закончил играть в 64-м году, стал вторым тренером. Предложил Белоусову, новому главному тренеру «Волгаря», отобрать молодых ребят, хороших, местных. Я их собрал всех, начал готовить. К сезону был готов Фурсов и Васильев. Предложил Белоусову их ставить, а он отказался. Ему нужны были готовые. Поставили – так Фурсов потом мастером спорта стал, луганская «Заря» его пригласила. Я был за молодёжь. Но, так как понимания не было, в конце концов, ушёл.

За мной начала вся Астрахань бегать. Все как узнали, что я не останусь в «Волгаре», с ума посходили: я всё же инженер-кораблестроитель. Завод Сталина тут же принял меня, на заводе холодильного оборудования уже стол поставили. Руководитель судоверфи, Жуковский, приехал ко мне прямо домой, на первой в городе машине иностранной марки. Сообщил, что я зачислен уже несколько недель, и сказал приезжать на работу. В итоге я ушёл на судоверфь. Все ребята, группа подготовки «Волгаря», перешли со мной туда. Я рассказал, как сделать команду. Получился коллектив победителей.

Потом пошёл на электронный завод, в НИИТиВУ, проработал двадцать пять лет. После него – ещё десять лет в НИПИГАЗе. Там и закончил свой трудовой путь.

«Моё слово – это всё»

Как с 1960 года стал капитаном «Волгаря», так им и был всё время. Безоговорочно. Других кандидатур не было на собраниях. Капитан должен, в первую очередь, подстёгивать всех на поле. Иногда, бывало, конфликтовали.

- Ну, подержите вы мяч, – просили полузащиту. – Не можете подержать мяч? Всё давит и давит на нас соперник! Невозможно передышку сделать!

И в футболе, и в жизни я старался оберегать игроков. В Грозном, помню, играли. У меня была травма щиколотки. Шёл ливень. Сплошной. Лужи, а по лужам море брызг. Хозяевам нужен был выигрыш. А счёт всё ноль-ноль, и всё. Я, как капитан команды, пошёл к судье.

- Ну, невозможно. Играть невозможно! Прекращай игру!

- Сейчас, сейчас, сейчас.

А над стадионом разряды молний. Могли и убить. В общем, довёл судья дело до конца.

Но в первую очередь я был человеком, а уже потом капитаном, ещё кем-то. Всю жизнь человеком был – обязательным, порядочным. Работая на заводе, приехал в Ригу за микросхемами, а они золотом, палладием покрыты. Мы же для космоса разработки делали. Они хотели упаковать их и так отдать, а я настоял, чтобы отправили спецпочтой. Или вот в Гомель когда собирался, накладные забыл. Нам должны были оттуда отправлять шкафы вычислительных устройств. Проблему решили.

- Пётр Павлович, мы знаем, что ты за человек. Никаких вопросов, – заверили меня ребята. – Завтра машину отправляем. Накладные пусть присылают письмом, всё подпишем и обратно вышлем.

Моё слово – это всё. Если я его дал, всё будет сделано. Просто так я не обещаю.