news-preview

Волгоградские прогулки, или душа города-героя

Фото: Людмила Кочина

Дата: 30 мая 2017 Место: Волгоград Автор: Людмила Кочина Опубликовано: «Комсомолец Каспия», «Газета ВОЛГА»

Однажды побывав в бывшем Сталинграде по путёвке, я затаила мечту приехать сюда ещё раз. Только уже для того, чтобы осмотреть достопримечательности, связанные с победой в Великой Отечественной войне, никуда не торопясь. И действительно: мои волгоградские прогулки получились такими, какими я их представляла. И я их никогда не забуду: это был тот случай, когда путешествие делит жизнь на «до» и «после».

Пылинки на стекле

Под убаюкивающий стук колёс поезда «Астрахань – Волгоград» я читала роман «Али и Нино» о столкновении западных и восточных культур в Первую мировую. В свете новостей начала нашего XXI века (о войнах на Ближнем Востоке и терактах в Европе), эта тема, наверное, очень актуальна. Как же хрупок мир на Земле… И почему люди не делают выводов из уроков истории…

Солнце клонилось к горизонту и заливало вагон красноватым светом. Я подошла к окну. Вдали – великолепное закатное небо. Завтра наверняка будет тепло. А если сфокусировать зрение на другом (на пылинках и высохших каплях), то и солнце, и небо будут расплываться.

Всё как в жизни. Всё как в отношениях между всеми нами, жителями этой планеты. Главное – на чём сделать фокус: на грязи или лучше всё же на чём-то другом?

По Волге-матушке

Интересно, учат ли теперь военные песни. «Не забывай те грозные года, когда кипела волжская вода», например. Я вспоминала наши школьные уроки музыки, глядя с террас на реку. А ещё заново влюблялась в античную торжественность центральной набережной города-героя. В её белоснежные пропилеи, уютную ротонду, широкую парадную лестницу. В открывающийся шикарный вид на Волгу: она казалась бескрайней и бьющимися волнами напоминала море…

- Через несколько минут от причала №8 отправляется прогулочный теплоход, – приглашал многократно усиленный рупором голос.

Когда шла Сталинградская битва, здесь раздавались другие звуки: 62-я армия, имя которой носит набережная, стояла насмерть за эти рубежи и переправы и защитила их. Так что сейчас отсюда отправляются сверкающие свежей бело-синей краской речные трамвайчики. Я успела на ближайший рейс.

Гордость – вот что я испытывала, глядя на водные просторы и развевающийся на корме российский триколор. Я наслаждалась моментами на не застеклённой верхней палубе практически в одиночестве: пока нет жары, большей популярностью пользуется нижняя. Прогулка длилась около часа. Судно не спеша прошло мимо музея-заповедника «Сталинградская битва», нырнуло под длинный новый мост, поравнялось со статуей Родины-матери и взяло курс на разворот. С теплохода город выглядел не таким протяжённым, как на суше.

Когда мы причаливали, я заметила, что освободившийся от заказов официант тоже восхищённо смотрит на великую реку.

- Вторую неделю работаю. Делаем по несколько рейсов в день. Кому-то, возможно, покажется, что это скучно и однообразно. Но мне здесь очень нравится, – пояснил он и посоветовал приехать в Волгоград на 9 Мая, когда повсюду будет царить праздничная атмосфера, и обязательно посмотреть салют с набережной.

Там, где пленили Паулюса

Мне ещё в предыдущую поездку стало любопытно, что ныне там, где взяли в плен немецкого фельдмаршала Паулюса и весь штаб 6-й полевой армии. И можно ли побывать в помещении, где произошло столь значимое событие Сталинградской битвы? Теперь я узнала: можно. Правда, несмотря на помощь «Дубль Гиса», небольшой музей «Память» найти оказалось не так-то просто. Он спрятался во дворе волгоградского универмага, и о его существовании знают далеко не все жители города, не говоря уже о гостях. Вот и я заметила нужную вывеску лишь со второго раза: лаконичная, не очень приметная, она теряется на фоне кричащего баннера «Сувениры».

Тяжёлую дверь я отворяла с таким чувством, будто это портал, который тут же перенесёт меня в то время, когда в этом холодном мрачном подвале хозяйничали фашисты. Стучали своими сапогами по вот этому бетонному полу. Уходили вдаль вот этого длинного коридора. И так же мерцало неяркое освещение.

От тесного соприкосновения с историей стало жутко: с января 43-го здесь как будто ничего и не трогали, только дополнили пространство экспонатами. Картами, документами и фотографиями. Предметами, рассказывающими о работе медиков. Рождественскими атрибутами: в 1942 году под универмагом самый светлый праздник отмечали те, кто имели прямое отношение к гибели миллионов людей.

На армейском столе, на скамейках из канистр сидели подростки, отбившиеся от школьной экскурсии. Веселились и, видимо, не очень-то осознавали, что их окружает. Но большинство ребят стояли в коридоре и молча внимали строгому научному сотруднику:

- Паулюс – великий немецкий военачальник. Один из разработчиков плана «Барбаросса». А план «Барбаросса» – это 27 миллионов людских жизней. Если бы не было войны, мы бы поехали в другой музей. И с вами было бы ещё человек восемь.

В самых отдалённых комнатах замерли в реалистичных восковых фигурах советские и немецкие военные: в «Памяти» реконструирован и процесс переговоров, и сам момент пленения.

- Была задача – никого не пускать к Паулюсу. Чтобы ни одна мышь не пробежала. Здесь, у двери, дежурил рядовой Пётр Алтухов, – продолжал свою речь всё тот же научный сотрудник.

Я вздрогнула, потому что он указал мне прямо под ноги, на скрипучий деревянный настил: я стояла на месте рядового. Школьники уже разошлись, а я всё рассматривала детали кабинета фельдмаршала и его самого, немного сгорбленного, с опущенной головой. Какая-то женщина, обращаясь к своим спутникам, повторила мои мысли:

- Представьте на минутку, если бы они победили. Нас бы здесь не было.

Хранители традиций

Прогуливаясь по центру, я сравнивала возрождённые из руин городские пейзажи с израненными строениями, запечатлёнными в хрониках. Почему-то эти здания, когда-то зиявшие угольно-чёрными глазницами окон, хочется наделить душой. Кажется, что теперь они смотрят на мир с достоинством и мудростью и охраняют спокойствие Аллеи Героев и площади Павших Борцов.

В мемориальном сквере начали собираться люди. На пешеходном переходе показалась регулировщица с красным флажком. Машины остановились, чтобы пропустить девушек с бантиками и юношей с оружием. Выверенными движениями они приблизились к гранитному обелиску, где горит Вечный огонь города-героя Волгограда. Когда завершилась смена караула, я разговорилась пожилой женщиной, всё это время сидевшей на скамейке в тенёчке:

- Прихожу иногда поглядеть на саму церемонию, на школьников-часовых. Молодцы они. Знаете, это так здорово… Хорошо, что после смуты 90-х годов традицию возродили…

И я поняла, что мне напоминают волгоградские улицы. Рассказы старших родственников о жизни в Советском Союзе: они всегда тепло отзываются о своей ушедшей стране.

Советская роскошь

На фоне модных кафешек выделялся штендер «Бизнес-обеды от 195 рублей». Я подняла голову вверх и обомлела: вывеска легендарного ресторана «Интурист». За солидными дверями – бордовая дорожка. На вершине лестницы – фигура в таком же по цвету, бордовом, костюме.

- Здравствуйте. Проходите, – с лёгким поклоном проговорил швейцар.

Шикарный зал с лепниной на потолке, бирюзовыми стенами и колоннами удивил меня ещё больше. Только был он почти пустой: лишь четыре посетителя, считая меня. Странно, учитывая качество обслуживания, по-домашнему вкусные блюда, доступные цены, богатую историю, наконец…

Мне не хотелось отвлекать швейцара. В то же время, я не могла отказать себе в удовольствии узнать из первых уст больше о месте, в котором я случайно и так удачно оказалась:

- Пожалуйста, расскажите, об «Интуристе». Как здесь раньше было?

- О! Он гремел в советское время. Трудно было попасть сюда, надо было заранее бронировать столы. За несколько дней. Проходили музыкальные и танцевальные вечера. А сейчас народу совсем мало, – ностальгировал Борис (имя я прочитала на бейджике). Как выяснилось из дальнейшей беседы, он работает в ресторане вот уже 10 лет, с момента выхода на пенсию.

Жизнь, смерть и снова жизнь

Вместе с дядей мы гуляли по территории музея-панорамы «Сталинградская битва». Недалеко от него, напротив руин мельницы Гергардта, развернулась выставка военной техники.

Для фашистов – источники смертельной опасности. Для народа-победителя и его потомков – орудия спасения. Внимательно читая таблички, я гладила выкрашенный зелёной краской металл «зениток», гаубиц, танков всех видов и мастей, знаменитой «Катюши». Рядом резвились дети. На фоне обласканной ими советской техники серые немецкие машины, стоявшие поодаль, выглядели сиротливо, одиноко.

А около мемориального комплекса «Воинский эшелон» с блестяще-чёрным паровозом во главе (нарядным, со звездой и четырьмя буквами «C-С-С-Р») витала боль расставания. Страшно представить эмоции людей, провожавших родных на фронт. Родных, стоявших на подножках и махавших семье и друзьям. Возможно, в последний раз.

Танк у входа в само здание панорамы я узнала ещё издалека:

- Это же Т-34!

Мужчина, склонившись над бронёй, с любовью, очень сосредоточенно вкручивал винтик за винтиком в серую пластину.

- Интересно, к 9 Мая готовятся или просто, для профилактики таблички обновляют, – начала я размышлять вслух.

- Пойдём, спросим, - отозвался дядя.

Работник выставочного отдела музея ответил нам угрюмо:

- Да нет, просто какие-то варвары оторвали.

- А танк на ходу?

- Этот нет. Но есть два, которые на ходу. У этого даже башня неродная. Мы его нашли на речке Добрая. Провалился под лёд, экипаж расстреляли. А там, за забором, видели что?

Глядя на искореженный металл ещё одного танка – металл толстый, но порванный, словно бумага – мы скорбно молчали. Рассказ продолжился:

- Снаряд попал на реке Голубая. Экипаж погиб. По костям их собирали.

Ты пойми…

Мы сидели во дворе Дома Павлова. Того самого, что почти два месяца успешно защищала небольшая группа советских солдат. Того самого, считающийся первым восстановленным зданием Сталинграда. Того самого, около которого я фотографировалась в свою школьную поездку в Волгоград – под кустом сирени, в пилотке, сжимая в руках сувенирную капсулу с землёй Мамаева кургана.

Воцарившуюся тишину решился нарушить дядя:

- От нашего дома тоже остались только стены. Перекрытия были деревянные, так что всё сгорело. После войны неподалеку был лагерь. В нём жили пленные немцы, которые наш дом заново строили.

- Как к ним относились?

- Нормально. Все они говорили, что не виноваты, что не хотели этой войны, что просто выполняли приказ. Бывали случаи, когда женщины замуж за пленных выходили.

- Неужели, – удивилась я. – И хорошо им с мужьями-фашистами жилось?

- Людочка, ну, ты пойми… Мужчин после войны мало было, а жить как-то нужно.

- Не «травили» такие семьи?

- Нет. У нас одна была в подъезде. Сына их только «немцем» дразнили, а так – нормально.

Дядя с тётей живут недалеко от Волгоградского тракторного завода. В годы Великой Отечественной войны он выпускал и ремонтировал танк Победы Т-34 и другую технику. В гостях у родственников я засиделась допоздна. И решилась озвучить идею, внезапно появившуюся в голове:

- Тётя Люда, дядя Коля, давайте прямо сейчас на Мамаев курган поедем!

Шёл первый час ночи. Но меня поддержали.

Живые души

На главной высоте России было оглушительно спокойно и умиротворённо. И совсем-совсем не страшно. Может быть, чувствовалось незримое присутствие великих предков, так много перенёсших ради того, чтобы потомки жили лучше и счастливее, чтобы они не видели войны. Ночные тени делали скульптуры живыми, дышащими. Я поёжилась от холода, прочитав цитату над водяным партером площади Героев: «Железный ветер бил им в лицо, а они всё шли вперёд, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?».

Из-за поворота галереи, ведущей к входу в Зал Воинской Славы, исходил жар и огненный свет. Ещё несколько шагов – и открылась белоснежная мраморная рука с пылающим факелом. Я шёпотом прочитала начертанное на нём: «Слава. Слава. Слава». От ночного, совершенно пустого пантеона веяло чем-то мистическим. Языки пламени отражались в мозаике – золоте стен, красноте символических знамён, испещрённых именами. Всё вокруг горело, будто идёт бой: в отблесках виделась кипящая Волга, залпы, взрывы и бесчисленные солдаты в зелёных касках, поднимающиеся в атаку один за другим, чтобы остаться в вечности, освещённой священным огнём.

Бездомная собака, сопровождавшая нас всю прогулку, перестала резвиться и играть, просто села рядом, опустив глаза и прижав уши.

- Даже псина понимает, где она находится, – тихо прокомментировала тётя.

А я чувствовала себя крохотным человечком. Мысли рвались к этим людям, к этим именам, повторяя: «Спасибо. Спасибо. Спасибо».

Вновь оказавшись на улице, мы почти неотрывно смотрели на Родину-мать, на её развевающиеся одежды, на острие воинственно поднятого мяча, светившееся красным маячком. Всё, что говорила в эти мгновения тётя, было очень близко мне:

- Как же здорово всё это люди придумали – создать такой комплекс. Ни одна Статуя Свободы не сравнится с Родиной-матерью. Закрой глаза и представь, в каких местах ты находишься. Каждая пядь земли залита кровью. Помню, как мы приходили сюда в 1988 году на 9 Мая. Народу много, повсюду флаги, музыка вот эта сильная. И метроном. Слёзы градом льются, если, конечно, у человека душа живая.

Как на площадке «Мосфильма»

Утром следующего дня я вновь отправилась на Мамаев курган. В светлое время суток он выглядел абсолютно по-другому. Ярко, предпразднично и, конечно, не был таким безмолвным, как несколько часов назад.

Тротуар наводнили продавцы гвоздик всех цветов: от традиционного красного до экзотического цвета фуксии. У парковки среди однотипных «легковушек» выгодно выделялся ретро-автомобиль (тёмно-оливковый, до отказа забитый реквизитом). Я поспешила к нему: давно мечтала побывать в образе героини советского военного фильма! Пока я надевала плащ-палатку, пилотку и сумку медсестры, училась держать знаменитый ППШ и усаживалась за руль, хозяин местной фотозоны, весельчак-Анатолий с гармошкой, поведал свою историю.

- Этот ГАЗ-67Б – 46-го года выпуска, – начал он. – Моего деда: после войны ездил всю жизнь на нём. Я раньше всех внуков заглянул в будущее: жалко будет, если машина сломается и станет бесхозной. Когда ушёл на пенсию, отремонтировал её, и думаю: «Надо заниматься хорошим делом. Надо на Мамаев курган». Машина до сих пор на ходу, 80% в ней – родное. Ремонтировать помогают токаря, кое-какие заводы. С реквизитом бывает по-разному: когда покупаю на базарах, а когда и люди дарят, чтобы не выбрасывать. Все с пониманием относятся, поддерживают. Сначала говорили: «Что за чудик стоит?». А теперь и зимой, и летом – каждый день – нет отбоя от желающих сделать памятное фото. И так уже больше семи лет. Занимаюсь этим не столько ради прибыли, а чтобы поддерживать машину и дарить радость тем, кто сюда приходит. Фотографии разлетаются не только по России, но и по всем миру. Один американец даже сказал: «Ты враг наш больше, чем ваш Путин». Я спросил: «Почему?». А он: «С тобой больше фотографируются, чем с ним».

Очень храбрые люди

Передо мной поднимался как раз таки седовласый иностранец с русским гидом (женщина старательно выговаривала чужие английские слова). И я, и они задержались у скульптуры «Стоять насмерть!». Я думала о том, какая метафора заложена в композиции: если смотреть на воина прямо, то он, большой и сильный каменный мужчина-монолит со строгим волевым лицом, полностью закрывает собой виднеющуюся вдали маленькую Родину-мать. Ей никуда без таких защитников. И им без неё – тоже. До слуха доносились без перевода понятные фразы экскурсии: «Stand to the death»*, «Every house is the fortress»*. Иностранец взирал на грозного богатыря с автоматом в руке. А потом произнёс: «Very brave people»*.

Да, они были очень храбрыми. Я сканировала взглядом стены-руины, стараясь запомнить лица изображённых на них солдат и высеченные здесь же клятвы. Раздавались подлинные записи радиосообщений, голос диктора звучал громогласно:

- Говорит Москва. Наши войска перешли в наступление в районе Сталинграда против немецко-фашистских войск.

Дальше – звуки боя. Крики «В атаку!» и «Вперёд!». А потом – песня «Священная война». Пробирало до глубины души. Я уже не могла сдерживать эмоций. И мне, собственно, было безразлично, что кто-то их заметит.

Мимо прошла молодая семья. Белокурый мальчик пяти лет спросил:

- Мама, а какой бывает война? Какой она может быть?

- Страшной, – ответила женщина. И обняла ребёнка.

По площади Героев среди толпы прогуливался сам Иосиф Виссарионович Сталин, в обычной жизни – Карен. В тени, за стенами-руинами, стояла табуретка, у которой даже не было сидушки. На неё «вождь народов» присаживался, когда уставал. За символическую плату с ним тоже можно было сфотографироваться.

- Вы не обижайтесь на меня, что я деньги беру. Это мне на жизнь, – оправдывался Карен-Иосиф, когда я протягивала ему сторублёвую купюру. А я даже не думала его осуждать.

- Ничего. Берите на здоровье. Вы лучше поделитесь, как вам в роли Сталина?

- Пойдёт. На 9 Мая я здесь должен быть главным. Главнее президента. Посмотрим.

В полдень практически все посетители собрались в Зале Воинской Славы. Мы стали свидетелями смены Почётного караула у Вечного огня Мамаева кургана, невероятной силы духа таинства, мощного и красивого. Часовые, доселе недвижимые, сошли с подставок. Новая пара, едва заняв место на посту, замерла. Зрители, образовавшие плотную цепочку у края спиралевидного пандуса, все как один отпрянули к стене, буквально вжались в неё: вверх, к выходу, по белому мрамору идеально синхронно маршировали солдаты. Их чеканный шаг разносился эхом по всему пантеону.

За порядком в зале зорко следил дежурный в такой же форме, что и часовые. Юный и очень серьёзный парень отвечал на мои вопросы с гордостью:

- В роту Почётного караула отбирают лучших, отличившихся по службе. Нужно попасть под множество критериев: рост – не мене 180 сантиметров, красный диплом, хорошая семья и так далее. Мы – срочники из Ростова. Служить в этом священном месте для нас большая честь.

На Мамаевом кургане было очень больно находиться. Но уходить с него не хотелось. Хотелось остановиться, задержаться, оглянуться. Потому что в этом месте, как ни в каком другом, становится зримым и осязаемым то, что сделали для мира и для каждого из нас советские воины.

Мирное небо

И сам Волгоградский планетарий, окружённый могучими елями, и его обсерватория, сооружённая в уютном дворике, навевали мысли о Древнем Риме. Всё из-за того, что они отделаны травертином – камнем, использовавшимся при возведении Колизея.

Между экскурсией по экспозиции и наблюдением за небом я выбрала второе. На входе в обсерваторию я обратила внимание на надпись «В/О «Станкоимпорт СССР»: необходимые для строительства храма астрономии материалы привезли из Европы в 260-ти вагонах. Комплекс Волгоградского планетария – это подарок трудящихся Германской Демократической Республики жителям города-героя.

Каждая ступенька лестницы, вьющейся вокруг основания телескопа, монолитной 17-метровой колонны, приближала меня к чуду. И вот звездочёт Кирилл отворил дверь в удивительную комнату под куполообразной крышей.

Всё было настолько увлекательно и необычно, что я ловила каждое слово лекции:

- Перед вами 12-дюймовый телескоп-рефрактор производства немецкой фирмы «Carl Zeiss» с фокусным расстоянием 5 метров и 800-кратным увеличением. Его вес – 2,5 тонны, а длина трубы – 6 метров. Изготовлен в 1949 году и по-прежнему отлично функционирует. Направить его можно направить в любую часть неба.

После короткого вступления сотрудник обсерватории предупредил, что облокачиваться о стены и класть вещи на перила небезопасно. Он принялся настраивать оборудование, и всё пришло в движение: пол способен подниматься и опускаться, труба телескопа движется вокруг своей оси, купол поворачивается в нужном направлении. Когда всё было готово, через большую щель крыши, предназначенную для трубы, полился ослепительно-яркий солнечный свет.

- Смотрите внимательно. Вглядывайтесь. Наблюдать за небом – это тяжёлый труд, – напутствовал молодой человек, явно очень увлечённый своей работой.

Час пролетел незаметно. Я чувствовала себя любопытной школьницей. Через телескоп мы наблюдали полный диск Солнца; разглядывали край, на котором образовалось два пятна (их реальная величина была размером с Землю); видели месяц Венеры в тонкой фазе (невероятное по красоте зрелище). Без помощи оптики, своими глазами, только лишь защищая их специальными светофильтрами, смотрели прямо на наше главное светило и любовались его диском, окрасившимся в малиновый цвет. А ещё через главный фокус объектива телескопа ловили солнышко на ладонь: в руке становилось горячо-горячо, и так не хотелось отпускать этот тёплый ласковый кружок.

В конце лекции Кирилл повернул открытый купол обсерватории так, что максимально близко к нам оказалась бронзовая фигура, венчающая здание планетария. Статуя Мира, воплощенная в образе молодой женщины. Она держит в руке земную сферу с голубем и смотрит прямо на улицу Мира, ведущую в центр. Центр, который в первый день Сталинградской битвы раскалился от бомбёжек до 1000 градусов по Цельсию (на поверхности Солнца жарче в каких-то шесть раз).

После всех ужасов, принесённых одним народом на землю другого, всё равно воцарился мир, и одним из символов примирения Германии и СССР стала вот эта скульптура и весь Волгоградский планетарий. Поход сюда очень символично подвёл итог моим прогулкам.

Памяти павших будем достойны

Пытаясь разгадать душу Волгограда, понять его, я много ходила пешком, несмотря на большие расстояния. Специально старалась как можно меньше пользоваться транспортом. Наверное, только так можно перейти на «ты» с незнакомым городом.

Окончательный ответ на мои поиски дал железнодорожный вокзал. Ясным днём, в день моего отправления домой, его летописный декор предстал передо мной во всей красе: барельефы фасада – решительный наступательный порыв героев Сталинградской битвы и Родина-мать, держащая над победителями лавровый венок; художественные росписи потолка – боевой подвиг защитников Сталинграда и трудовые достижения жителей. Волгоград в моей памяти останется, однозначно, как город-ностальгия: в его улицах, укладе, людях я увидела то советское благородство, вежливость и достоинство.

Именно здесь, в Волгограде, прекрасном, сильном, волевом, для меня ожили до дыр затёртые страницы исторических книг о Великой Отечественной войне. И я по-настоящему, по-взрослому осознала важную вещь. Мы, потомки победителей, получили в наследство самый большой подарок, какой можно представить – мирное небо над головой. И теперь наша задача – жить так, чтобы легендарные прадеды, глядя с вышины на Землю, гордились нами.

* «Stand to the death», «Every house is the fortress» – переводы на английский язык надписей, начертанных на скульптуре. По-русски «Стоять насмерть» и «Каждый дом – крепость». «Very brave people» – «Очень храбрые люди».