Она потрясающе талантлива: её нежное сопрано уносит ввысь и завораживает. При этом её образ далёк от стереотипного представления об оперных певицах. Она современна и динамична: носит короткую стрижку, любит кеды и джинсы, занимается в тренажёрном зале, слушает даже тяжёлый рок. Гармоничное сочетание полярностей – видимо, в этом секрет природного очарования ведущей солистки Сочинской филармонии. В Астрахань Екатерина Богачёва приезжала, чтобы дать два концерта на закрытии органного сезона в Римско-католическом костёле. Мы посетили одну из репетиций и пообщались с этим серьёзным, ищущим, разносторонним музыкантом и в то же время позитивным, лёгким, обаятельным человеком.

О творческом пути:

«Всё началось в шесть лет с пианино. Сама попросила, чтобы меня отдали в музыкальную школу. И пошло-поехало… Случайно обнаружили, что у меня какой-то особенный голос, какие-то таланты. В 14 лет поступила в училище. Не знала, на какое отделение подавать документы, и мне посоветовали пойти на академический вокал: получив такое образование, можно спеть всё, что угодно. Я прислушалась к совету, и началось какое-то безумие, не отпускает до сих пор».

«В Российскую академию музыки имени Гнесиных поступала несколько раз. Поступила только на четвёртый. Так складывалось. На одном из экзаменов у меня на нервной почве даже голос пропал. Гнесинка – это уровень. У меня была очень хорошая профессура. До сих поддерживаю отношения, мы общаемся, преподаватели в курсе успехов выпускников. Но диплом – не гарантия успехов в профессии. Больше половины студентов моего курса не работают по специальности. Мне повезло».

«Я коренная сочинка, я там родилась и выросла, окончила училище. Через некоторое время после окончания учёбы в Москве решила поехать домой: вернуться, чтобы хотя бы отдохнуть. А в Сочи как раз проходил конкурс Барсовой (это был 2011 год). Мама меня уговорила поучаствовать. Пошла в Сочинскую филармонию в поисках концертмейстера. Меня там услышали, предложили работу. Я согласилась. Всё получилось случайно».

О таланте:

«К разговорам о моём таланте в силу своего характера, наверное, отношусь весьма скептически. Я нормальный обычный здоровой человек, у меня нет никакой звёздной болезни и мании величия по поводу того, что какие-то таланты, дары мне достались по природе. Честно говоря, я просто занимаюсь тем, что мне нравится. У меня нет никакого тщеславия. Я люблю музыку (до безумия, в любом её проявлении) и вообще творчество».

О магии музыки:

«Опера – это всё. Это смысл существования. Потому что ты этим живёшь. Программы делаешь, с партнёрами работаешь, выколупываешь детали, вдумываешься-вчитываешься в стихи-слова, начинаешь копаться во всём. На молекулы раскладываешь произведение, а не просто открываешь ноты и слепо следуешь им».

«Музыка – это живой организм. Если ты этим болеешь, то всё: ты болен на всю голову. Мне кажется, по-другому музыкой заниматься нельзя».

О выходах на сцену:

«Мелодия заканчивается. Возникает пауза – несколько секунд звенящей тишины. Это как лакмусовая бумажка. И в этот момент ты как будто куда-то проваливаешься. Эта тишина, эти лица в зале, которые ты видишь… Они заворожённые. И потом начинаются дикие овации. Это бесценно, прекрасно. Это результат твоей работы».

«Волнение волнению рознь. Такого нет, что коленки трясутся: спою – не спою, допою – не допою. А именно тремор с эйфорией, трепет, предвкушение. Вот это оно. И так каждый раз, выходя на сцену. На этой эйфории ты поёшь сумасшедшую сольную программу – от начала до конца, в двух отделениях. И потом ты ещё часов 12 ходишь в этом же состоянии. Настолько намагничивает тебя от музыки, от эмоций».

О графике:

«Я не сторонник делать такой концертный график, когда у тебя шесть концертов в неделю. Когда у тебя есть время для послевкусия – это очень ценно. Я не люблю конвейерность, когда у тебя 320 концертов в году, и ты ходишь на автопилоте, выдаёшь дежурные ноты, дежурные жесты. Мне нужно это всё проживать».

О костёле:

«В прошлом году я впервые в жизни спела в католическом костёле – в Храме Успения Богородицы в Астрахани. У меня были выступления в залах с органами, но никогда не было никакой храмовой акустики. Я, конечно, была поражена. Слушаешь и думаешь: «Вау. Как красиво». Всё-таки орган создан под храмовую акустику. Когда я издала первые звуки на репетиции, у меня такие мурашки начали колесить по всему телу! Это круто, говоря по-современному. Мне очень нравится. Это воодушевляет».

Об имидже:

«Во мне уживается радость контрастов. Я не склонна к стереотипам. Большинство моих коллег – девушки достаточно классические, предпочитающие длинные волосы, очень женственные элегантные образы. Я тоже это всё люблю. Но я также люблю короткие стрижки и кеды. Хотя тоже ношу обувь на шпильках и платья: сценическая жизнь, естественно, требует определённых стереотипов. Мы обязательно выходим в платьях, хотя у меня платья все тоже своеобразные. Мне так комфортно».

О позитивном мышлении:

«Я позитивный реалист. Не люблю уныние. Я прошла через уныние и поняла, что там нет ничего хорошего. В этой серой заводи депрессий и нервных срывов нет ничего интересного. Нужно всегда во всём видеть что-то хорошее, что-то прекрасное. Радоваться всему: солнышку, птичками, листочкам, цветочкам – в мире столько прекрасного. Я не смотрю телевизор: мне он не интересен, и у меня нет на него времени. Живу в своём каком-то мире и культивирую добро, чистоту, любовь к искусству, любовь ко всему, что тебя окружает. Жизнь одна, и зачем её проживать так, чтобы постоянно быть, как унылое я не знаю кто? Это неконструктивно, непродуктивно, в этом нет никакой жизни. Я так живу. Мне так комфортно. Я такая уже я не знаю сколько лет. И что самое приятное – ко мне тянутся такие же люди, с таким же посылом».

О плей-листе:

«Слушаю много чего: от электронной до очень тяжёлой музыки. Не люблю только так называемые блатные песни и попсу. Не могу я: ни эстетики, ни вкуса, ни стиля, ни красоты особой там не нахожу. В одно ухо влетело, в другое – вылетело. А иногда даже раздражает, пока вылетает. Но это моё личное мнение, никому его не навязываю. Это всё пошло из семьи: у меня родители – меломаны, так что я с детства слушаю очень хорошую качественную музыку».

О душе в пении:

«Если душа есть, если она живая, если она прошла через многое, она будет откликаться в музыке. Нерв. Нерв внутри, который либо есть, либо его нет. Прошёл ты через что-то в жизни или нет. В музыке это сразу отражается, моментально. Публику не обманешь. Публика это всё считывает. Это видно по мимике музыканта. Когда он понимает, о чём он говорит со сцены, – это бесценно. Тех, у кого не спокойно жизнь протекает, слушаешь на грани нервного срыва. У меня такое было, например, когда впервые в жизни вживую услышала пермский оркестр Курентзиса».

О соседях:

«Я в принципе дома не занимаюсь, но бывают исключения. Привет соседям. Петь в душе получается очень органично: акустика хорошая, пар позволяет сделать дыхание глубоком. У меня хорошие соседи, на самом деле. Ходят на мои концерты. Я думаю, что не в каждом подъезде живёт оперная певица, которая в душе отрабатывает колоратуры, когда готовит очередную арию. Но, конечно, я не горлопаню в полный голос».

О мечте:

«Хочется, как у Стругацких в «Сталкере». Помните последнюю фразу героя о том, что счастья всем и каждому, и чтобы никто не остался обиженным? У меня мечта, чтобы всё было хорошо, чтобы мечты сбывались. Потому что сегодня одна мечта, завтра – другая. Пусть они все сбываются по очереди. Я не против».